Летом 1870 г. Федор Васильев с друзьями-художниками Репиным и Макаровым едет на Волгу. Позже Репин пишет, что Васильев очаровал их совершенно - они попали под его влияние влюблённого в искусство и необычайно работоспособного человека. «...Васильев не ложится. Он взял альбом побольше и зарисовывает свои впечатления Царевщины. Прелестно у него выходили на этюде с натуры эти лопушки на песке, в русле Воложки. Как он чувствует пластику всякого листка, стебля!.. Какая богатейшая память у Васильева на все эти, даже мельчайшие, детали! И как он все это острым карандашом чеканит, чеканит, как гравер на медной доске! А потом ведь всегда он обобщает картину до грандиозного впечатления... И как он это все запоминает? Да, запомнить-то еще не штука, вот и я помню — сорок четыре года прошло, — но выразить, вырисовать все это на память!.. Теперь он в полном самозабвении; лицо его сияет творческой улыбкой, голова склоняется то вправо, то влево; рисунок он часто отводит подальше от глаз, чтобы видеть общее. Меня даже в жар начинает бросать при виде дивного молодого художника, так беззаветно увлекающегося своим творчеством, так любящего искусство! Вот откуда весь этот невероятный опыт юноши-мастера, вот где великая мудрость, зрелость искусства. Долго, долго глядел я на него в обаянии. Думал, засыпал, просыпался, а он все с неуменьшающейся страстью скрипел карандашом».
Итогом этой поездки стало множество картин, однако  «Вид на Волге. Барки» - полотно особое.  «Он открыл нам небо», - написал впоследствии об этой картине Николай Ге.

Отредактировано Елена Авадяева (01-03-2011 19:12:11)

Подожди, еще не все! Продолжение следует!
Васильев не сразу свыкся с непривычной южной природой. Он тоскует по бескрайним русским полям и трепещущим на ветру березам. «Тоскую по России и не верю Крыму», - жалуется он в письме Крамскому.
Написанная в то время картина "Мокрый луг" создавалась не с натуры, а сочинялась художником на основе зарисовок, сделанных в разных местах и в разное время, она поразила современников свежестью живописи, точностью воссоздания атмосферы и, более всего, исходящим от нее ощущением неясной томительности. За это полотно Общество поощрения художеств присудило Федору Васильеву премию. Однако жизненный путь смертельно больного художника подходил к концу...

Что еще осталось нам в наследство от этого удивительного сподвижника красоты? Его картины, дневники и письма.
«Глубок, глубок смысл природы, если его кто понять может», - писал Васильев в одном из своих писем Крамскому. И далее: «Если написать картину, состоящую из одного только голубого воздуха и гор, без единого облачка и передать это так, как оно в природе, то, я уверен, преступный замысел человека, смотрящего на эту картину, полную благодати и бесконечного торжества и чистоты природы, будет обнажен и покажется во всей своей безобразной наготе».
И Крамской отвечает Васильеву: «Настоящая картина – ни на что уже не похожа, никому не подражает, не имеет ни малейшего, даже отдаленного сходства ни с одним художником, ни с какой школой. Это что-то до такой степени самобытное и изолированное от всяких влияний, стоящее вне всего теперешнего движения искусства, что я могу сказать только одно: это еще не хорошо, т.е. не вполне хорошо, даже местами плохо, но это — гениально!»
Природа на картинах Васильева заговорила со зрителем, вот только жизнь художника оборвалась...

ну как сама... а Васильев, а Крамской, а Репин... из песни слова не выкинешь!